Все мы выросли на «Сказке про репку». Это была самая первая сказка, что мы усвоили с рождения. Мудрая, отполированная поколениями и наверно даже тысячелетиями, она призвана задать детям правильные жизненные ориентиры, заложить основы представлений о труде и работе в коллективе.

Суть сказки мы все помним: некто Дед вложился в проект, который оказался ему не по силам. Увы, так бывает. Это тоже необходимо знать малышам с рождения. Но это не беда — дед не отступился, не махнул рукой, не продал бизнес. Он принялся расширять производственные мощности, заинтересовав партнеров. Малышам пока не важно, на каких долевых паях строилось сотрудничество, но очевидно, что в итоге репки хватило всем. Важно другое: каждый следующий партнер приводил в проект своего знакомого специалиста, и тот активно включался в работу. Помните: «Мышка за Кошку, Кошка за Жучку, Жучка за Внучку, Внучка за Бабку, Бабка за Дедку, Дедка за Репку — вытянули...» Интересен в сказке образ Мышки. Ведь мышь — самое маленькое и слабое существо. Однако именно ее вклад в коллективную работу привел к успеху всего предприятия! Что тоже является для малыша важным жизненным уроком — ведь он пока сам такая же мышка в мире взрослых. Также следует отметить безупречную организацию труда: скажем, попади Мышка между Дедкой и Бабкой, ее бы разорвало. Но производство спланировано грамотно, и силы распределены по убыванию. Когда в детстве нам мамы читали сказку, мы, не умеющие читать, изучали картинки, где выстраивались в цепочку по уменьшению роста и сил Дедка, Бабка, Внучка, Жучка, Кошка, Мышка... Глядя на эту интуитивно понятную экспоненту, мы понимали, что это правильно организованное дело, так и надо.

Прошли годы, в обществе появились неведомые нам когда-то проблемы, что-то безнадежно разладилось, и, как следствие, разладилась детская литература. Ведь литература и искусство крайне болезненно реагируют на процессы общества. Я сейчас не говорю о качестве современных детских стишков, когда при чтении вслух пытаешься их редактировать, чтобы не было так стыдно перед ребенком за чудовищные рифмы и непопадание в падежи. Я не говорю о качестве современных картинок. Вы все это знаете и без меня, а если нет — загляните в любой ларек с детскими книжками.

Но я был крайне удивлен, когда выяснилось, что сегодня купить годовалому сыну традиционную «Сказку о репке» — большая проблема. Разумеется, сказка имеется, причем в широком ассортименте. Но книжки эти, увы, продукт нынешней эпохи. Полистав несколько книжек подряд, мы обнаружили, что хоть текст более-менее сохранился (согласитесь, в нем трудно что-то испортить), но у современных оформителей в голове безнадежно разладилось понимание главного. Они не понимают смысл сказки! На современных иллюстрациях не найти привычной нам «экспоненты», нет цепочки коллективного труда. Но это тоже полбеды. Беда в том, что вместо этого на бумагу полезло коллективное бессознательное всех тех процессов, которые царят сегодня в стране и головах.

Дело не в художественном стиле. Пусть в каждый рисунок ручной техники (отсканированный на халяву со старых книг, что ли?) прилепляют на компьютере пару аляповатых цветочков и идиотское солнышко, выдранные из какого-то клипарта, и пускают на прилавок этот наспех слепленный для продажи гибрид цифрового и аналогового — к такому мы привыкли. Это тоже, конечно, диагноз эпохи, ведь все наши раскраски Штирлица и пересъемки «Мушкетеров» — репка с того же огорода. Но дело даже не в этом.

Для примера рассмотрим одну из книжек, что продаются сегодня. Они на самом деле почти все такие. Но эта — особенно показательна. В ней, как в зеркале, все то, что происходит в России.

Дед, одетый в шапку не по сезону, тянет репку и вытянуть не может. Картинка пока соответствует тексту, но скоро они разойдутся бесконечно. Обратим внимание на остальных персонажей, они все — герои нашего времени. Бабку Дед не зовет — она и так здесь числится с самого начала, но Деду не помогает. Персонаж Бабка нам знаком и понятен — ведь это старый сотрудник предприятия, которого никак не могут выгнать на пенсию. Бабка не работает в принципе — нет сил, нет энергии, не умеет, не понимает, напрягаться ей тяжело, а учиться поздно. Но уйти на пенсию отказывается, она всегда на рабочем месте, изображает незаменимость пустой суетой, охами и жестами. То, что называют симбурде (симуляция бурной деятельности). Такой она будет в каждом рисунке до конца книжки. Мы видим и Внучку, которую по тексту должна позже привести Бабка, но Внучка тоже здесь с самого начала, а дело Деда ей по барабану. Наконец, мы видим Мышку. Мышка ворует лук — открыто, цинично, пока Дед не видит. При полном попустительстве Бабки и за спиной Внучки.

Работа на рисунке не движется — с полным непопаданием в текст. Дед, простите за выражение, курит. Бабка — симбурде. Внучка, если трактовать рисунок буквально, «чешет репу». Внучка здесь — классический образ молодого бездельника, взятого на высокий оклад по родственной линии: работать еще не умеет, но уже и не хочет. Обратим внимание на Мышку — сегодня Мышка тырит с предприятия морковь. Это единственный постоянно работающий персонаж, но только на свой карман, мимо общего дела.

Здесь апофеоз — все современные проблемы вскрыты окончательно. Дед, отчаявшись получить помощь, снова безуспешно работает в одиночку. Бабка — симбурде. Внучка занята своими делами. И у нас добавились еще два персонажа — Жучка и Кошка. Это шикарные персонажи. Кто они? Сразу оговорюсь: мне бы очень не хотелось получить какие-то упреки в неполиткорректности. Но, с другой стороны, вы же не можете их назвать лицами славянской национальности? Это братские нам народы, но в старой сказке это не имело никакого значения — для нас не было решительно никакой разницы между Внучкой и Жучкой, потому что все были заняты одним общим делом. Сегодня ситуация поменялась: распалось былое единство, а собака и кошка, предоставленные самим себе, конечно же вспомнили старинную вековую вражду. Какая тут работа? Со всем своим животным темпераментом они принялись выяснять отношения. Жучка дерет Кошку, Кошка шипит и пускает когти, а Внучка радуется и подзуживает. Ну а теперь обратим внимание на Мышку. Ту самую Мышку, про которую мы тоже уже давно все поняли. У Мышки все хорошо. Зачем ей репа? Кому вообще в наше время нужна дурацкая реликтовая репа? Кто сегодня хочет питаться репой, если имеется лук, морковь, тыква... Имелись. Но пока вбухивались огромные силы в бессмысленное вытягивание нелепой, грандиозной и безнадежно устаревшей отечественной репы, Мышка подобрала под себя весь лук, всю морковь, и, наконец, оккупировала тыкву, которая размерами намного превышает даже пресловутую репу, «большую-пребольшую». Задумаемся, откуда взялась эта тыква? Ведь еще недавно (гляньте на прошлые рисунки) на этом месте стоял дом! Дом с окошком, трубой, завалинкой! Это было центральное офисное здание, вся недвижимость, числившаяся на балансе этого несчастного предприятия! Как? В какую такую полночь недвижимость превратилась в тыкву и оказалась целиком под какой-то Мышкой?! Поразительный фокус, который, к сожалению, давно стал частью привычной нам реальности. Сказать, что Мышка довольна, — значит, ничего не сказать. Естественно, она торжествует, ее лыба шире плеч, а щеки приходится крепко держать, чтоб не лопнули! Мышка пальцует хвост штопором и дразнится, высунув язык, — корчит рожи издалека. Ничего подобного этот тихий зверек себе раньше не позволял — Мышка свои дела проворачивала молча, изображая на мордочке умильность. Откуда вдруг такая безнаказанность? И мы понимаем: если на всех прошлых рисунках мышка была на самом переднем плане, здесь художник изобразил ее в самом дальнем углу картинки, подчеркивая, что Мышка теперь вне досягаемости. Фактически, в Лондоне.

И даже не так обидно, что оформители простодушно (я уверен, это выплеснулось бессознательное) изобразили сегодняшние реалии. Но на таких книжках растут новые дети! Кем вырастут они? Внучкой? Жучкой и Кошкой? Мышкой?

UPD: Ну ладно, ладно. По вашим многочисленным просьбам — финал сказки.

Сцена последняя: корпоратив. Все пляшут, Бабка пляшет, Внучка строит отношения с Жучкой. Репку вытянул один Дед, и с тех пор не может разогнуться. Тяжесть труда символизирует меховая шапка и пот, которым обливается даже солнце. Сам предмет торжества — репка — как мы уже знаем, оказалась никому не нужна: не случайно художник изобразил ее на таком дальнем плане, что и не найти. Недвижимость предприятию удалось вернуть. Правда, не полностью — сравните расположение дома с первыми двумя картинками. Экологии также нанесен непоправимый ущерб: до истории с превращением в тыкву за домом была прекрасная зеленая роща. Мышку задержал специально обученный спецназ одной из республик и конвоирует в страну. Мораль: жить еще можно. Так и живем.

© Леонид Каганов

Петров пришел во вторник на совещание. Ему там вынули мозг, разложили по блюдечкам и стали есть, причмокивая и вообще выражая всяческое одобрение. Начальник Петрова, Недозайцев, предусмотрительно раздал присутствующим десертные ложечки. И началось.
   — Коллеги, — говорит Морковьева, — перед нашей организацией встала масштабная задача. Нам поступил на реализацию проект, в рамках которого нам требуется изобразить несколько красных линий. Вы готовы взвалить на себя эту задачу?
   — Конечно, — говорит Недозайцев. Он директор, и всегда готов взвалить на себя проблему, которую придется нести кому-то из коллектива. Впрочем, он тут же уточняет: — Мы же это можем?
   Начальник отдела рисования Сидоряхин торопливо кивает:
   — Да, разумеется. Вот у нас как раз сидит Петров, он наш лучший специалист в области рисования красных линий. Мы его специально пригласили на совещание, чтобы он высказал свое компетентное мнение.
   — Очень приятно, — говорит Морковьева. — Ну, меня вы все знаете. А это — Леночка, она специалист по дизайну в нашей организации.
   Леночка покрывается краской и смущенно улыбается. Она недавно закончила экономический, и к дизайну имеет такое же отношение, как утконос к проектированию дирижаблей.
   — Так вот, — говорит Морковьева. — Нам нужно нарисовать семь красных линий. Все они должны быть строго перпендикулярны, и кроме того, некоторые нужно нарисовать зеленым цветом, а еще некоторые — прозрачным.    Как вы считаете, это реально?
   — Нет, — говорит Петров.
   — Давайте не будем торопиться с ответом, Петров, — говорит Сидоряхин. — Задача поставлена, и ее нужно решить. Вы же профессионал, Петров. Не давайте нам повода считать, что вы не профессионал.
   — Видите ли, — объясняет Петров, — термин «красная линия» подразумевает, что цвет линии — красный. Нарисовать красную линию зеленым цветом не то, чтобы невозможно, но очень близко к невозможному…
   — Петров, ну что значит «невозможно»? — спрашивает Сидоряхин.
   — Я просто обрисовываю ситуацию. Возможно, есть люди, страдающие дальтонизмом, для которых действительно не будет иметь значения цвет линии, но я не уверен, что целевая аудитория вашего проекта состоит исключительно из таких людей.
   — То есть, в принципе, это возможно, мы правильно вас понимаем, Петров? — спрашивает Морковьева.
   Петров осознает, что переборщил с образностью.
   — Скажем проще, — говорит он. — Линию, как таковую, можно нарисовать совершенно любым цветом. Но чтобы получилась красная линия, следует использовать только красный цвет.
   — Петров, вы нас не путайте, пожалуйста. Только что вы говорили, что это возможно.
   Петров молча проклинает свою болтливость.
   — Нет, вы неправильно меня поняли. Я хотел лишь сказать, что в некоторых, крайне редких ситуациях, цвет линии не будет иметь значения, но даже и тогда — линия все равно не будет красной. Понимаете, она красной не будет! Она будет зеленой. А вам нужна красная.
   Наступает непродолжительное молчание, в котором отчетливо слышится тихое напряженное гудение синапсов.
   — А что если, — осененный идеей, произносит Недозайцев, — нарисовать их синим цветом?
   — Все равно не получится, — качает головой Петров. — Если нарисовать синим — получатся синие линии.
Опять молчание. На этот раз его прерывает сам Петров.
   — И я еще не понял… Что вы имели в виду, когда говорили о линиях прозрачного цвета?
Морковьева смотрит на него снисходительно, как добрая учительница на отстающего ученика.
   — Ну, как вам объяснить?.. Петров, вы разве не знаете, что такое «прозрачный»?
   — Знаю.
   — И что такое «красная линия», надеюсь, вам тоже не надо объяснять?
   — Нет, не надо.
   — Ну вот. Вы нарисуйте нам красные линии прозрачным цветом.
Петров на секунду замирает, обдумывая ситуацию.
   — И как должен выглядеть результат, будьте добры, опишите пожалуйста? Как вы себе это представляете?
   — Ну-у-у, Петро-о-ов! — говорит Сидоряхин. — Ну давайте не будем… У нас что, детский сад? Кто здесь специалист по красным линиям, Морковьева или вы?
   — Я просто пытаюсь прояснить для себя детали задания…
   — Ну, а что тут непонятного-то?.. — встревает в разговор Недозайцев. — Вы же знаете, что такое красная линия?
   — Да, но…
   — И что такое «прозрачный», вам тоже ясно?
   — Разумеется, но…
   — Так что вам объяснять-то? Петров, ну давайте не будем опускаться до непродуктивных споров. Задача поставлена, задача ясная и четкая. Если у вас есть конкретные вопросы, так задавайте.
   — Вы же профессионал, — добавляет Сидоряхин.
   — Ладно, — сдается Петров. — Бог с ним, с цветом. Но у вас там еще что-то с перпендикулярностью?..
   — Да, — с готовностью подтверждает Морковьева. — Семь линий, все строго перпендикулярны.
   — Перпендикулярны чему? — уточняет Петров.
Морковьева начинает просматривать свои бумаги.
   — Э-э-э, — говорит она наконец. — Ну, как бы… Всему. Между собой. Ну, или как там… Я не знаю. Я думала, это вы знаете, какие бывают перпендикулярные линии, — наконец находится она.
   — Да конечно знает, — взмахивает руками Сидоряхин. — Профессионалы мы тут, или не профессионалы?..
   — Перпендикулярны могут быть две линии, — терпеливо объясняет Петров. — Все семь одновременно не могут быть перпендикулярными по отношению друг к другу. Это геометрия, 6 класс.
   Морковьева встряхивает головой, отгоняя замаячивший призрак давно забытого школьного образования. Недозайцев хлопает ладонью по столу:
   — Петров, давайте без вот этого: «6 класс, 6 класс». Давайте будем взаимно вежливы. Не будем делать намеков и скатываться до оскорблений. Давайте поддерживать конструктивный диалог. Здесь же не идиоты собрались.
   — Я тоже так считаю, — говорит Сидоряхин.
   Петров придвигает к себе листок бумаги.
   — Хорошо, — говорит он. — Давайте, я вам нарисую. Вот линия. Так?
   Морковьева утвердительно кивает головой.
   — Рисуем другую… — говорит Петров. — Она перпендикулярна первой?
   — Ну-у…
   — Да, она перпендикулярна.
   — Ну вот видите! — радостно восклицает Морковьева.
   — Подождите, это еще не все. Теперь рисуем третью… Она перпендикулярна первой линии?..
   Вдумчивое молчание. Не дождавшись ответа, Петров отвечает сам:
   — Да, первой линии она перпендикулярна. Но со второй линией она не пересекается. Со второй линией они параллельны.
   Наступает тишина. Потом Морковьева встает со своего места и, обогнув стол, заходит Петрову с тыла, заглядывая ему через плечо.
   — Ну… — неуверенно произносит она. — Наверное, да.
   — Вот в этом и дело, — говорит Петров, стремясь закрепить достигнутый успех. — Пока линий две, они могут быть перпендикулярны. Как только их становится больше…
   — А можно мне ручку? — просит Морковьева.
   Петров отдает ручку. Морковьева осторожно проводит несколько неуверенных линий.
   — А если так?..
   Петров вздыхает.
   — Это называется треугольник. Нет, это не перпендикулярные линии. К тому же их три, а не семь.
   Морковьева поджимает губы.
   — А почему они синие? — вдруг спрашивает Недозайцев.
   — Да, кстати, — поддерживает Сидоряхин. — Сам хотел спросить.
   Петров несколько раз моргает, разглядывая рисунок.
   — У меня ручка синяя, — наконец говорит он. — Я же просто чтобы продемонстрировать…
   — Ну, так может, в этом и дело? — нетерпеливо перебивает его Недозайцев тоном человека, который только что разобрался в сложной концепции и спешит поделиться ею с окружающими, пока мысль не потеряна. — У вас линии синие. Вы нарисуйте красные, и давайте посмотрим, что получится.
   — Получится то же самое, — уверенно говорит Петров.
   — Ну, как то же самое? — говорит Недозайцев. — Как вы можете быть уверены, если вы даже не попробовали? Вы нарисуйте красные, и посмотрим.
   — У меня нет красной ручки с собой, — признается Петров. — Но я могу совершенно…
   — А что же вы не подготовились, — укоризненно говорит Сидоряхин. — Знали же, что будет собрание…
   — Я абсолютно точно могу вам сказать, — в отчаянии говорит Петров, — что красным цветом получится точно то же самое.
   — Вы же сами нам в прошлый раз говорили, — парирует Сидоряхин, — что рисовать красные линии нужно красным цветом. Вот, я записал себе даже. А сами рисуете их синей ручкой. Это что, красные линии по-вашему?
   — Кстати, да, — замечает Недозайцев. — Я же еще спрашивал вас про синий цвет. Что вы мне ответили?
   Петрова внезапно спасает Леночка, с интересом изучающая его рисунок со своего места.
   — Мне кажется, я понимаю, — говорит она. — Вы же сейчас не о цвете говорите, да? Это у вас про вот эту, как вы ее называете? Перпер-чего-то-там?
   — Перпендикулярность линий, да, — благодарно отзывается Петров. — Она с цветом линий никак не связана.
   — Все, вы меня запутали окончательно, — говорит Недозайцев, переводя взгляд с одного участника собрания на другого. — Так у нас с чем проблемы? С цветом или с перпендикулярностью?
   Морковьева издает растерянные звуки и качает головой. Она тоже запуталась.
   — И с тем, и с другим, — тихо говорит Петров.
   — Я ничего не могу понять, — говорит Недозайцев, разглядывая свои сцепленные в замок пальцы. — Вот есть задача. Нужно всего-то семь красных линий. Я понимаю, их было бы двадцать!.. Но тут-то всего семь. Задача простая. Наши заказчики хотят семь перпендикулярных линий. Верно?
   Морковьева кивает.
   — И Сидоряхин вот тоже не видит проблемы, — говорит Недозайцев. — Я прав, Сидоряхин?.. Ну вот. Так что нам мешает выполнить задачу?
   — Геометрия, — со вздохом говорит Петров.
   — Ну, вы просто не обращайте на нее внимания, вот и все! — произносит Морковьева.
   Петров молчит, собираясь с мыслями. В его мозгу рождаются одна за другой красочные метафоры, которые позволили бы донести до окружающих сюрреализм происходящего, но как назло, все они, облекаясь в слова, начинаются неизменно словом «Блять!», совершенно неуместным в рамках деловой беседы.
   Устав ждать ответа, Недозайцев произносит:
   — Петров, вы ответьте просто — вы можете сделать или вы не можете? Я понимаю, что вы узкий специалист и не видите общей картины. Но это же несложно — нарисовать какие-то семь линий? Обсуждаем уже два часа какую-то ерунду, никак не можем прийти к решению.
   — Да, — говорит Сидоряхин. — Вы вот только критикуете и говорите: «Невозможно! Невозможно!» Вы предложите нам свое решение проблемы! А то критиковать и дурак может, простите за выражение. Вы же профессионал!
Петров устало изрекает:
   — Хорошо. Давайте я нарисую вам две гарантированно перпендикулярные красные линии, а остальные — прозрачным цветом. Они будут прозрачны, и их не будет видно, но я их нарисую. Вас это устроит?
   — Нас это устроит? — оборачивается Морковьева к Леночке. — Да, нас устроит.
   — Только еще хотя бы пару — зеленым цветом, — добавляет Леночка. — И еще у меня такой вопрос, можно?
   — Да, — мертвым голосом разрешает Петров.
   — Можно одну линию изобразить в виде котенка?
Петров молчит несколько секунд, а потом переспрашивает:
   — Что?
   — Ну, в виде котенка. Котеночка. Нашим пользователям нравятся зверюшки. Было бы очень здорово…
   — Нет, — говорит Петров.
   — А почему?
   — Нет, я конечно могу нарисовать вам кота. Я не художник, но могу попытаться. Только это будет уже не линия. Это будет кот. Линия и кот — разные вещи.
   — Котенок, — уточняет Морковьева. — Не кот, а котенок, такой маленький, симпатичный. Коты, они…
   — Да все равно, — качает головой Петров.
   — Совсем никак, да?.. — разочарованно спрашивает Леночка.
   — Петров, вы хоть дослушали бы до конца, — раздраженно говорит Недозайцев. — Не дослушали, а уже говорите «Нет».
   — Я понял мысль, — не поднимая взгляда от стола, говорит Петров. — Нарисовать линию в виде котенка невозможно.
   — Ну и не надо тогда, — разрешает Леночка. — А птичку тоже не получится?
   Петров молча поднимает на нее взгляд и Леночка все понимает.
   — Ну и не надо тогда, — снова повторяет она.
   Недозайцев хлопает ладонью по столу.
   — Так на чем мы остановились? Что мы делаем?
   — Семь красных линий, — говорит Морковьева. — Две красным цветом, и две зеленым, и остальные прозрачным. Да? Я же правильно поняла?
   — Да, — подтверждает Сидоряхин прежде, чем Петров успевает открыть рот.
   Недозайцев удовлетворенно кивает.
   — Вот и отлично… Ну, тогда все, коллеги?.. Расходимся?.. Еще вопросы есть?..
   — Ой, — вспоминает Леночка. — У нас еще есть красный воздушный шарик! Скажите, вы можете его надуть?
   — Да, кстати, — говорит Морковьева. — Давайте это тоже сразу обсудим, чтобы два раза не собираться.
   — Петров, — поворачивается Недозайцев к Петрову. — Мы это можем?
   — А какое отношение ко мне имеет шарик? — удивленно спрашивает Петров.
   — Он красный, — поясняет Леночка.
   Петров тупо молчит, подрагивая кончиками пальцев.
   — Петров, — нервно переспрашивает Недозайцев. — Так вы это можете или не можете? Простой же вопрос.
   — Ну, — осторожно говорит Петров, — в принципе, я конечно могу, но…
   — Хорошо, — кивает Недозайцев. — Съездите к ним, надуйте. Командировочные, если потребуется, выпишем.
   — Завтра можно? — спрашивает Морковьева.
   — Конечно, — отвечает Недозайцев. — Я думаю, проблем не будет… Ну, теперь у нас все?.. Отлично. Продуктивно поработали… Всем спасибо и до свидания!
   Петров несколько раз моргает, чтобы вернуться в объективную реальность, потом встает и медленно бредет к выходу. У самого выхода Леночка догоняет его.
   — А можно еще вас попросить? — краснея, говорит Леночка. — Вы когда шарик будете надувать… Вы можете надуть его в форме котенка?..
   Петров вздыхает.
   — Я все могу, — говорит он. — Я могу абсолютно все. Я профессионал.

© Алексей Березин

Допустим, мы - я, Вы и Хроноскопист летели на самолете через Тихий океан. В пути мы втроем накушались абсента, надебоширили, отломали дверь от туалета, и нас за это выкинули в море через аварийный выход. По счастью, рядом с местом нашего падения обнаружился маленький безымянный полинезийский остров. Выбравшись на берег, мы посовещались, и решили считать его новым государством под названием Соединенные Штаты Абсента (США).

Когда нас выкидывали из самолета, то багажа нам, естественно, не выдали. Поэтому, всех материальных и нематериальных активов у нас - только туалетная дверь, которую Вы таки прихватили с собой. И вообще, несмотря на абсент, Вы у нас оказались самым запасливым - в бумажнике у Вас, совершенно случайно, обнаружилась банкнота в $100. Таким образом, в наших США имеются нефинансовые активы - дверь, и финансовые активы, они же денежная масса - $100. Это все наши сбережения. Поскольку у нас больше вообще ничего нет, то можно сказать и так - у нас есть один материальный актив - дверь, обеспеченный денежной массой в $100. Т.е. наша дверь стоит $100. 

Немного протрезвев, мы решаем, что надо как-то обустраиваться. Самый быстрый из нас оказался Хроноскопист. Он тут же объявил, что создает банк и готов взять в рост имеющиеся у населения денежные сбережения под 3% годовых - ну не сидится человеку без дела. Вы отдаете ему $100, и он их записывает в блокнот в статью "Пассивы -> Дипазиты". Но я тоже не лаптем щи хлебал - зря я что ли столько времени занимаюсь расследованием экономического мухлежа - я знаю как изъять у Вас и дверь и $100. Я предлагаю Вам взять Ваши $100 в рост под 5% годовых. Вырываю листик из своего блокнота и пишу на нем - "Аблегиция на $100 под 5% годовых". Вы чувствуете, что Вам поперло. Забираете деньги у расстроенного Хроноскописта с дипазита и отдаете их мне в обмен на мою аблегацию. Я беру Ваши $100 и кладу их на дипозит в банк обратно обрадованного Хроноскописта. 

По хорошему, на этом можно было бы и успокоиться и пойти всем заняться делом - пальму потрясти или за моллюсками понырять, снискать себе хлеб насущный, так сказать. Но Вы ж знаете - я неуемный финансовый гений, такие пустяки как кокосы и устрицы меня не интересуют. Помыкавшись по нашему острову - 50 шагов от южного побережья до северного, и 30 с запада на восток, я придумываю гениальную комбинацию. Я подхожу к Вам и предлагаю на пустом месте заработать еще 1% годовых. Взять в банке Хроноскописта кредит под 4%, и купить у меня еще одну аблигацию под 5%. Вторую аблегацию на $100 я тут же выписываю на блокнотном листике, и машу ею у Вас перед носом. Недолго думая, Вы бежите в банк и берете кредит $100 под залог моей первой аблегации на $100. Они там есть - я их туда положил на дипазит. Вы отдаете мне заемные $100 и прячете вторую аблегацию к себе в бумажник - теперь у Вас есть моих аблегаций на $200. А $100 я кладу в банк - теперь у меня там $200 на дипазите. Хроноскопист аж подпрыгивает от радости - кредитный бизнес попер. 

Думаете я на этом остановлюсь? Ага, сейчас - я уже выписал Вам третью аблегацию. Бегом в банк за кредитом под залог второй аблегации. Ближе к вечеру, набегавшись по острову с этой сотней баксов и изодрав все листочки из блокнота на аблегации, мы имеем следующую картину. У Вас на $5000 моих аблегаций, а у меня на $5000 дипазитов в банке. Теперь, я чувствую, что пришло время прибрать Вашу дверь к рукам. Я предлагаю купить ее у Вас за $100. Но Вы вредничаете - дверь-то всего одна, и заламываете цену в $1000. Ну, $1000 так $1000 - в конце концов у меня на депозите лежит целых $5000. Я на последнем блокнотном листочке направляю платежное поручение Хроноскописту, перевести $1000 с моего дипазита на Ваш, и забираю Вашу дверь. 

Если нашу бухгалтерию отдать американскому экономисту с гарварским дипломом, он сообщит нам, что наши США располагают $1000 материальных активов в виде двери, и $10000 финансовых активов в виде аблегаций и дипазитов. Т.е. что стоимость нашего совокупного имущества увеличилась за день в 110 раз. Менее тонкий и образованный человек сказал бы, что мы - три дебила, у нас как была одна дверь и $100, так и осталось, и что только конченные дебилы могли целый день рвать листочки из блокнота, вместо того, чтобы нарвать кокосов.

© Михаил Муравьев